В декабре 1892 года в поселке Александровский пост на каторжном Сахалине у заключенной - крестьянской вдовы Марии Ощепковой - родился сын Василий. Каторжанки были лишены права на законный, признаваемый государством и церковью, брак. Их дети автоматически считались незаконнорожденными. По всем канонам тех лет, младенца, входящего в жизнь с двойным клеймом - незаконнорожденный и сын каторжанки, - ждала незавидная судьба.  В довершение всех бед уже в 11 лет мальчик осиротел.

 

Но несколько лет спустя жизненный путь сироты счастливо пересекся с дорогой замечательного человека -  архиепископа Японского, Преосвященного Николая. В одно из учебных заведений, созданных в Японии архиепископом, в духовную семинарию Киото, и попал 14 - летний Вася Ощепков. В семинарии для желающих преподавали основы борьбы дзюдо,  всего лишь 25 лет назад созданной знаменитым теперь педагогом Дзигаро Кано. Василий с головой окунулся в эту новую для себя,  увлекательную стихию

Сообразительный и ловкий ученик, быстро постигавший технику японской борьбы, понравился преподавателю, и тот оказал ему одну немаловажную услугу. Раз в год проводился отбор лучших для обучения в знаменитом институте Кодокан - дзюдо, и учитель под большим секретом сообщил приглянувшемуся ему русскому пареньку необычный принцип этого отбора.

Наступил торжественный день. В зале множество молодых претендентов расселись на татами, и сам основатель дзюдо доктор Кано обратился к ним с длинной и довольно скучной речью. Молодым людям, при всем уважении к оратору, трудно было удержаться от того, чтобы не оглянуться по сторонам, не взглянуть на своих соседей. Но Ощепков уже знал, что сзади за ними пристально следят преподаватели Кодокана. И каждое движение расценивается ими как невнимание и недостаточное уважение к великому гроссмейстеру дзюдо. Василий еще не привык  как следует сидеть по-японски: без стула, на собственных пятках. Затекшие ноги невыносимо ныли, но он по-прежнему не двигался. Когда к нему подошли и сказали, что он принят в Кодокан,  Ощепков попытался встать на совершенно занемевшие ноги, но так и не смог этого сделать, а только повалился на бок.

В архивах Кодокана до наших дней сохранилась запись о поступлении туда Василия Ощепкова - 29 октября 1911 года. Василий в полном объеме познал суровую школу дзюдо тех лет. Даже еще в недавнее время японские специалисты считали, что практикуемая в Стране восходящего солнца тренировка дзюдоистов непосильна для европейцев. Тогда же система обучения была просто безжалостной.  Еще недостаточно умелого Ощепкова швыряли на жесткие татами,  душили и выламывали руки, а он по дзюдоистскому обычаю благодарил их за науку смиренным поклоном даже тогда, когда у него оказалось сломанным ребро.  Вскоре, однако, с ним уже стало не так-то просто бороться даже искушенным спортсменам.  Никто из поступивших вместе с Василием учеников не выдержал испытаний: все оставили Кодокан, не закончив курс обучения. А он не только успешно закончил это весьма своеобразное заведение, но и стал после этого претендовать на получение мастерского звания.  Всего лишь полгода потребовалось ему для того, чтобы подпоясать свое кимоно черным мастерским поясом. Японцы необычайно ревностно относились тогда к присуждению мастерских степеней - данов, особенно иностранцам. Ощепков стал первым русским и одним из всего лишь четверых европейцев,  заслуживших в те годы первый дан. Упрямый русский юноша даже удостоился благосклонности самого Кано Дзигаро,  который был не очень-то щедр на похвалу. Довольно скоро строгие экзаменаторы Кодокана единодушно присвоили ему следующую, более высокую мастерскую степень  -  второй дан.

Возвратившись на родину, Ощепков, знавший не только японский, но и английский язык, начал работать военным переводчиком. Оказавшись вновь в России, именно он стал пионером дзюдо в нашей стране и щедро делился своими обширными познаниями с молодежью. Во Владивостоке до наших дней сохранился старый одноэтажный кирпичный дом номер 21 на Корабельной набережной. Теперь в нем размещается спортивный клуб Тихоокеанского флота. А более семи десятилетий назад дом занимало Владивостокское общество "Спорт", где выпускник Кодокана развернул работу со свойственной ему энергией.  Шел 1914 год.

В то время экзотическая японская борьба была в новинку даже для задававших тон в спорте западных держав, а в самом отдаленном провинциальном городке России активно действовал кружок дзюдо,  насчитывавший до полусотни занимающихся.

Овладев основами этой борьбы, кружковцы стали проводить в обществе поначалу внутренние состязания.  Кстати, самая первая в мире международная встреча по дзюдо состоялась не в Париже, Лондоне или Нью-Йорке, а во Владивостоке! Как писала газета "Далекая окраина": "... в помещении Владивостокского общества "Спорт" состоялось весьма интересное состязание по "Дзюу-Дзюцу" прибывших из Японии во главе со своим преподавателем господином  Хидетеси Томабеци   экскурсантов - воспитанников японского высшего коммерческого училища города Отару и местного спортивного кружка "Спорт", организованное руководителем этого кружка В.С. Ощепковым,  при личном участии самого господина Ощепкова, привлекшего массу публики...  Некоторые приемы самозащиты были продемонстрированы господином Ощепковым,  причем нападения на него делались не только лицом к лицу, но и сзади".

Чудом сохранилась даже и фотография, запечатлевшая участников этой встречи в полном спортивном облачении и во главе с Ощепковым  и Томабеци,  который тоже обладал черным поясом. В 1917 году Ощепков активно участвует в процессе формирования милиции.  На курсах подготовки новых защитников порядка города и уезда он преподает искусство самообороны без оружия.

Ощепков продолжал преподавать дзюдо,  но в годы японской оккупации Дальнего Востока был призван в колчаковскую армию.  Как специалиста, свободно владеющего японским языком, его откомандировали в японское управление военно - полевых сообщений. Но кроме этого у него очень скоро появляется и еще одно "совместительство". Вероятно, с помощью своего старого, еще семинарского приятеля Трофима Юркевича, переводчика Главного штаба японских экспедиционных войск и нашего разведчика, Василий устанавливает связь с Осведомительным отделом подпольной Рабоче-крестьянской партии большевиков. Он не разделял коммунистической идеологии и членом партии никогда не был. Просто он слишком хорошо знал о давних планах захвата наших земель и, как убежденный русский патриот, начал свою героическую и смертельно опасную борьбу с оккупантами, Василий любил замечательную древнюю культуру Страны Восходящего Солнца, ее трудолюбивый талантливый народ, но, вместе с тем, изнутри познал и ненавидел кровавые повадки и давнюю антирусскую устремленность агрессивного японского милитаризма. Беспардонная интервенция возмущала и до глубины души оскорбляла его.  Это и определило его выбор, только и возможный для истинного патриота. Ведь единственной силой, реально противостоящей интервентам, являлись большевики. Вот почему, хорошо зная, как "разделывают" подследственных заплечных дел мастера в японской жандармерии, Василий, тем не менее, шел на огромный риск и сотрудничал с красным подпольем.  Служил не партии, а только лишь своей родной униженной и ограбленной России. Через Управление военно-полевых сообщений проходило немало секретных документов и, благодаря "колчаковскому переводчику", все они становились известны антияпонскому подполью. И будет вполне справедливым сказать, что в общем деле освобождения российского Дальнего Востока, была доля и его героического, столь опасного труда.

Когда же оккупанты убрались восвояси,  Василий отправился на Сахалин, в свой родной Александровск,  где ему, возможно, все еще принадлежали два отцовских дома. Купил кинопроектор "Пауэре" и стал зарабатывать на жизнь, демонстрируя там фильмы, Очень скоро весь Дальний Восток был снова присоединен к России, лишь Северный Сахалин продолжали топтать японские интервенты. И это создавало необходимость получения информации об их воинском контингенте на острове. А во Владивостоке не забыли об Ощепкове.  По рекомендации того же Юркевича, поручившегося за своего старого товарища, теперь уже советская военная разведка обратилась с предложением сотрудничества, Василий сразу же согласился. Наглухо отрезанный от советской действительности, он заведомо идеализировал советскую власть. Видел в ней не только носительницу народной справедливости, но и твердую защитницу российских интересов на Дальнем Востоке.

Впоследствии, уже возвратившись в Россию, Василий объяснил свое решение так: "Я командирован нашей армией на опасную и важную для Родины работу. На эту работу может встать человек, прежде всего, глубоко любящий свою Родину и ненавидящий вечного и хитрого врага России.  Я истинно русский патриот,  воспитанный, хотя и в японской школе. Но эта школа научила меня любить, прежде всего, свой народ и Россию. Я воспитывался на средства русской армии, чтобы посвятить себя вечному служению Родине, что я и делаю с 1914 года".

Если в тридцатые годы в Советском Союзе уже была создана лучшая в мире разведка,  то в начале двадцатых она пребывала в самом незавидном состоянии. Иностранные разведслужбы уже располагали всеми чудесами шпионской техники тех лет: миниатюрными фотокамерами; прибором, способным наносить на стекло очков невидимый без микроскопа объемистый текст; тайниками в зубных коронках; мудреными шифрами и, конечно, симпатическими чернилами. А Василий был вынужден писать открытым текстом на внутренней стороне конверта или между строк письма такими "новейшими" симпатическими чернилами, как луковый сок,  которым и ограничивались все его "технические средства". К тому же, этим "луковым горем" его заботы, отнюдь, не заканчивались. Еще приходилось категорически требовать от начальства, чтобы связник - механик с российского парохода "не предавался бы вину, пока не выполнит поручения, то есть не передаст мне Вашу информацию и не примет и не отвезет на пароход, спрятав в надежном месте для Вас информацию.  Курьеру,  явившемуся в пьяном виде, информация доверяться не будет. Это вопрос у нас с Вами больной! Никакие словесные поручения курьеру не делайте, так как по этому делу я никаких разговоров вести не буду. Курьер не должен идти сразу ко мне, а только побродив по городу, так как за высадившимися пароходными служащими по пятам следует жандарм, филер. Мне же ходить на берег и встречать моториста сейчас нельзя, так как на берегу во время прихода русского парохода всегда стоят дежурные жандармы, которые меня хорошо знают, и мое шатание по берегу, иногда допоздна, в ожидании моториста, может только навести подозрение. Вам не известна строгость кордона на Погибях, который обязательно обыскивает не только груз, но и возчиков". Вполне естественно, что вынужденный работать в таких отчаянных и совершенно неприспособленных, примитивных условиях, Ощепков был обречен рассчитывать только на себя: "Работал исключительно своими силами. Я человек из тех немногих, кои верят только в себя".

И заметьте, не Василия инструктируют, а совсем наоборот, этот разведчик - новичок инструктирует начальство. Сообщает о методах слежки жандармерии; указывает, где связнику может грозить особая опасность; предлагает наиболее эффективные методы работы и меры безопасности. Просит, в частности, назначить его сахалинских агентом российского общества "Доброфлот", которое осуществляло связь с островом. Это позволило ему, не вызывая подозрений, являться на пароходы для получения письменных заданий, пересылавшихся в жестяных коробках монпансье или зубного порошка с двойным дном. Ощепков был "человеком, сделавшим самого себя". Необыкновенно одаренный, он совершенно самостоятельно разработал наиболее эффективные методы своей работы. И можно только удивляться, насколько профессионально сделал это начинающий разведчик, не имевший никакой специальной подготовки и даже достаточного опыта. У него в активе было только отличное знание языка. Но Василию не составляло большого труда перезнакомиться чуть ли не со всем офицерским корпусом оккупированной северной половины острова. Японцы охотно шли на контакт с доброжелательным и общительным русским, хорошо знавшим их обычаи. К тому же знавшим японскую литературу, искусство и историю, пожалуй, даже получше некоторых из них. Что же касалось господ - жандармов, исполнявших контрразведывательные функции, то для них было специально установлено даже бесплатное посещение любого сеанса в небольшом ощепковском кинотеатре.

А специально для солдат обаятельный кинобизнесмен не только устраивал в гарнизонах бесплатные выездные сеансы, но даже выступал в роли "бенси". Это японское слово Ощепков переводил как "говорун". Звукового кино в те годы еще не было. И если у нас фильмы "озвучивали" пианисты - таперы, то в Японии это делали "бенси". Своих фильмов там почти не было. И "говорун" не только переводил западноевропейские титры, но и пояснял детали абсолютно чуждой японцам западной жизни.

Ощепковские благотворительные сеансы гармонично сочетали приятное с полезным: скучавшие на чужбине солдаты получали хорошее развлечение, а Василий хорошую возможность получить ценные разведданные. Стоит ли удивляться, что очень скоро во Владивостоке получили первое донесение начинающего разведчика. Удивление мог вызвать только сам этот двенадцати-страничный машинописный материал, тайком по ночам отпечатанный кино-предпринимателем на папиросной бумаге. Это разведывательное донесение восхищает удивительно исчерпывающей полнотой, сравнимой разве что с тем, чем располагало само японское командование. Начиная с полных биографий высшего командного состава (происхождение, семейное положение, образование, прохождение службы, участие в военных кампаниях, награды и т.д.) и кончая точной численностью и вооружением гарнизонов даже небольших населенных пунктов; от солдатских настроений и до чисто экономических данных о хищнической эксплуатации оккупантами природных богатств острова. Ощепков приобретает фотоаппарат, быстро овладевает искусством съемки и увлеченно запечатлевает прекрасные сахалинские пейзажи и мужественный облик своих знакомых самураев. Но на стол разведотдела во Владивостоке ложатся фотографии японских боевых кораблей, "аэро-лодок" и населенных пунктов с подробным и точным обозначением размещенных в них военных объектов. Обрадованное столь богатыми результатами начальство сыплет все новые и новые задания: "Установите срочно нумерацию частей японского гарнизона на Северном Сахалине от роты и отдельной команды до армии включительно... Вышлите подробную карту хотя бы на японском языке". Карта поступает во Владивосток с припиской разведчика, которая дает ответ и на предшествовавший запрос об экономических планах оккупантов: "На карте восточного побережья Сахалина красным карандашом мной обозначены нефтяные места, изыскания на которых дали благоприятные результаты". (Среди перечисленных Василием фирм, собиравшихся качать русскую нефть, бросается в глаза уж очень знакомое сегодня название "Мицубиси"). Он сообщает также, что выслать подлинники японских секретных документов не сможет, но постарается их сфотографировать.

Очередная почта ставит задание раздобыть новые уставы японской армии и прислать их переводы. "Задачи, выставленные Вами настолько трудны, что опыта на этой почве явно не хватает. К тому же, это дело заставляет меня, человека частного, сделаться военным... Заставляет взяться за изучение военного японского письменного языка, так как это работа по специальным военным терминам…"

Даже сейчас интеллигентные японцы не знают всей бездны иероглифов своего родного языка. Что же касается специальной военной терминологии, то здесь возникали еще и трудности особого порядка: она не только содержала множество своих собственных специфических слов - иероглифов, но зачастую еще и самые обыденные и понятные слова обретали в военном контексте свой особый, совершенно непонятный для штатского смысл. А никаких военных японо - русских словарей тогда еще не существовало. Но это, конечно, не могло остановить "частного", то есть штатского человека Ощепкова. Он только запрашивает: "Для пособия к переводу японских уставов, если мне удастся их раздобыть, прошу Вас выслать мне наши старые уставы старого режима и японский устав в переводе, сделанном Блонским в 1909 году. Устав Блонского, правда, устарел, но в смысле терминологии поможет мне. Работа серьезная, ответственная, и, не изучив детально дела давать голословные сведения, я не могу…"

Последняя фраза отлично показывает ответственное, добросовестно - въедливое отношение молодого разведчика к своей нелегкой работе. Его готовность, даже в опасно тесном японском окружении, приняться за дело, которое отнюдь не входит в его профессиональные разведывательные функции длительную, трудоемкую работу по переводу новых японских уставов. Если нужно, значит, будет сделано… А новые задания идут в Александровск сплошным конвейером: "Хотелось бы иметь ответы на следующие вопросы: общий обзор сахалинской японской армии и гражданских учреждений... Есть ли намерения эвакуации и ее срок?.. Были ли какие-либо пополнения или уменьшения армии в 1923 году?.."

К сожалению, однако, это была дорога с односторонним движением. Необходимые для работы деньги высылаются в Александровск крайне неаккуратно, с длительными задержками и после многих напоминаний. А вот скрупулезные отчеты в расходовании каждой иены требуют неукоснительно и категорично. Счета, выписанные на японском приказывают непременно переводить на русский язык. И это при всем том, что пересылка этой никчемной и мелочной бухгалтерии только создает совершенно ненужный, излишний риск.

Для демонстрации в японских гарнизонах, да и в своем кинотеатре необходимы новые фильмы, и разведчик просит прислать их. Однако его обращения оказывается недостаточно; начальству нужны дополнительные "подтверждения" обоснованности этой просьбы. И вот к делу подшивается секретный рапорт завагентурой Арканова начальнику разведчасти 17-го Приморского корпуса: "Со слов маршрутного агента Иванова подтверждается необходимость снабжения резидента "Д.Д." картинами и биноклем цейса для наблюдения за японскими судами. Прошу для пользы дела обратиться от имени Корпуса в Примгубисполком (киносекция ГУБОНО) о выдаче".

Бинокль - имущество военное, резидент вскоре его получает. Но вот победить губисполкомовских культуррегеров оказалось не по силам ни разведчасти, ни всему Приморскому корпусу в полном составе. Расстаться с фильмами ни для какой "пользы дела" могущественная киносекция не пожелала. И Василий так и остался без того, что было насущно необходимо для дальнейшей работы. Уж потом ему удалось за собственный счет закупать фильмы с помощью своего старого товарища Трофима Юркевича.

Сегодня трудно даже поверить, что подобный "театр абсурда" мог существовать, но такова была реальность начала двадцатых годов. Случались и другие нелепые ситуации, когда опасность вдруг возникала с совершенно неожиданной стороны. "Гражданин Буриков изжил меня… С японцами я здесь справлюсь скорее, чем с русскими языками"- написал Ощепков. А стояло за этими непонятными словами вот что. Василий, который к этому времени уже был женат, имел в "Доброфлоте" какой-то приработок, так как его киносеансы, среди которых было немало бесплатных - солдатских, давали весьма скудные доходы. Буриков, то ли завидуя "богатству" "владельца кинотеатра", то ли претендуя на его должность в "Доброфлоте", затеял грязные интриги с бесконечными сплетнями, жалобами и, похоже, даже выслеживанием, дабы уличить своего врага в нерадивой работе в "Добро-флоте". В обыденной обстановке подобное пристально - кляузное преследование могло бы вызвать всего лишь отвращение. Но когда под таким самодеятельным колпаком оказывается разведчик, это уже грозит непредсказуемо опасными случайностями, вплоть до глупейшего провала. Во Владивостоке это поняли, и больше Ощепков уже не упоминает о своем неутомимом ненавистнике, которого, вероятно немедленно отозвали. Справиться с "гражданином Буриковым" разведотделу оказалось значительно легче, чем одолеть строптивых губисполкомовских бюрократов, владевших кинолентами.

Оценив богатейшие возможности резидента, начальство пишет, что ему "переброситься необходимо на Южный Сахалин, так как с 1918 года мы совершенно не знаем положения там". В отличие от российской северной, только оккупированной половины, южная часть острова отошла к Японии еще после русско - японской войны 1904-1905 годов и, являясь "иностранной территорией", была сплошным белым пятном для Разведупра. Однако у резидента были свои собственные значительно более смелые и масштабные планы, чем у его начальства. Он выдвинул встречное предложение: "переброситься" не на Южный Сахалин, а в самое сердце Японии - ее столицу. И предложение это, отнюдь, не было безумно авантюрным. Оно было, как обычно, тщательно и всесторонне продуманно, а к его осуществлению Василий уже даже начал готовиться. Получил очень теплое благодарственное письмо от японской администрации острова - Военно административного управления, загодя договорился с жандармерией об упрощенном оформлении разрешения на въезд и поделился со знакомыми офицерами своими планами кинобизнеса на их родине. Ими это было встречено с одобрением и значительно большим пониманием, чем в разведотделе. Судя по тому, что происходило в дальнейшем, начальство слегка даже ошеломил этот отчаянно рискованный, но столь же заманчивый план. Весьма вероятно, что тогда - в 1923 - 1924 годах, кроме дипломатических работников, крайне ограниченных в своих возможностях, в Японию вообще не были внедрены наши разведчики, и Ощепкову предстояло стать первопроходцем на этом рискованном, не проторенном пути. Во Владивостоке, конечно же, понимали огромные выгоды этого отчаянного предприятия, но столь же хорошо знали о своих скудных финансовых возможностях, едва ли способных выдержать подобную валютную нагрузку.

"Главная маска, все-таки, будет кинематограф",- писал разведчик и получал ответ: "Предложенная Вами маскировка требует максимум времени и средств, которыми мы не располагаем в настоящее время". Для работы в Японии Василий просил снабдить его новым кинопроектором и фильмами. Ему рекомендуют вообще отказаться от "кино-маскировки" и отправиться туда "как обыватель - беженец", постаравшись затем устроиться переводчиком "в одно из гражданских правительственных учреждений Японии". Понимая полную бесперспективность подобного предложения, Ощепков категорически отказывается ехать в Японию, кроме как в качестве кинематографиста. Однако, вместо кино-оборудования и финансовых средств, получает столь модное в те тяжелые годы пламенное, демагогически-пропагандистское обращение, орфография которого сохранена:

Уважаемый товарищ

Работа необходимая государству еще в зачаточном состоянии, намечаются только её вехи, нащупывается почва, а потому Ваше предложение, без спорно хорошо но при отсутствии материальных средств в настоящее время не выполнимо, тем более, что Дальний Восток еще отправляется от нанесенных ему экономических разрушений интервенцией. Наша цель при минимальных затратах, подробно осветить нашего врага Империалистическую Японию. В этом отношении Вы поможете как человек знающий быт и условия жизни Японии. Всем, чем можем мы содействовать Вам, в Вашей трудной работе мы представим, но больше только обещать в будущем, с восстановлением нашего экономического быта. И так Уважаемый Товарищ - РСФСР  ждет от Вас гражданского долга...

Скорее всего работа в Японии была бы сорвана, если бы один умный, смелый и профессионально очень грамотный человек не написал рапорт, адресованный непосредственно заведующему агентурой Разведчасти 17-го Приморского корпуса: "Считаю своим гражданским долгом указать на неправильную и вредную для дела точку зрения, изложенную в вашей инструкции товарищу Ощепкову от 28 сентября с.г. Отказ удовлетворить просьбу тов. Ощепкова в высылке ему аппарата и картин, а также предложение поступить на службу к японцам стоит в полном противоречии с данной ему задачей и знаменует собой связывание по рукам и ногам этого отважного и талантливого разведчика, на редкость мастерски владеющего японским языком, преданного и любящего свое дело. Кинематография - это самый верный и надежный способ для проникновения в среду военной жизни всех родов оружия, тогда как должность переводчика герметически закупоривает человека на весь день, с 10 до 5 часов вечера, между четырьмя стенами одного только избранного учреждения. Что касается службы переводчиком в самой Японии, то это в отношении военных и правительственных учреждений вовсе невозможно, так как в Японии нет надобности в переводчиках на русский язык,

С другой же стороны, в японской армии существует обычай, обязывающий владельцев кинотеатров устраивать для солдат льготные кинематографические киносеансы. Такое положение вещей дает широкую возможность тов. Ощепкову вести точный учет всех частей, бывать в штабах и фотографировать различные приказы, табели, условные сигнализации, орудия, укрепления, военные суда с их артиллерией. Проникать в запрещенные для посторонних лиц районы, как Ныйский залив, где расположен 12-й батальон. Вести широкие знакомства, появляться в нужное время в различных местах. Маскировать свои личные средства, если будет необходимость вести жизнь, превышающую сумму получаемого содержания и вообще успешно выполнять все возложенные на него поручения".

В 1926 году по указанию Разведупра Ощепков возвращается в СССР. Возвратившись во Владивосток, Василий, конечно же, вернулся к спортивной деятельности. Ученики Василия Сергеевича успешно осваивали его науку на специальных шестимесячных курсах, а по окончании обучения им были даже выданы особые удостоверения в подтверждение того, что они прошли "сокращенный курс самозащиты и свободной борьбы по японской системе "Дзюу-До". Пользуясь своим правом мастера второго дана, Ощепков присвоил ученикам, в зависимости от успехов каждого, различные ученические разряды с правом ношения пояса соответствующего цвета, как это принято в дзюдо. В выпуске 1927 года были: В.Г.Кузовлев, который активно работал в Ленинграде, Д.Ф. Косицын, погибший в Великую Отечественную войну, возглавивший один из прославленных партизанских отрядов, Ф.И, Жамков, будущий мастер спорта по стрельбе и ответственный работник Центрального Совета "Динамо", руководивший прикладными видами спорта, в том числе и самбо. А вскоре Ощепков переехал в Новосибирск. Он навсегда покинул Дальний Восток, но стоит сказать, что его ученики, в первую очередь Кузовлев, активно продолжали начатое им дело. Кружок существовал еще много лет и вплоть до 1931 года даже проводил в морском интернациональном клубе самодеятельные международные встречи на татами с моряками иностранных судов, заходивших во Владивостокский порт. Приказом Реввоенсовета СССР Ощепков был зачислен на кадровую службу в Красную Армию и назначен военным переводчиком в один из отделов штаба Сибирского военного округа. На новом месте он сразу же стал пропагандировать свою науку самозащиты, особенно важную в военное время. Василий Сергеевич выступил с увлекательным докладом. А для того, чтобы не быть голословным, тут же продемонстрировал целый ряд приемов обезоруживания. Новосибирские газеты в один голос утверждали, что "приемы поражали своей красивой техникой исполнения и произвели на присутствовавших исключительное впечатление". Немедленно было принято решение организовать для сотрудников штаба кружок по изучению приемов самозащиты. Услугами редкого специалиста поспешили воспользоваться местное общество "Динамо", а также школа милиции.

А вскоре о деятельности Ощепкова узнали в столице, и он получил приглашение в Москву. Теперь уже в центральном органе спортивной печати - декабрьском номере журнала "Физкультура и спорт" за 1929 год - появилось такое интригующее сообщение; "Дзюу-До" - путь к ловкости, так называется неизвестная у нас до сих пор японская система самозащиты. В предстоящем зимнем сезоне Москва с этой системой познакомится. На днях при спортивном секторе ЦДКА открываются двухмесячные курсы. Курсами будет руководить т. Ощепков, окончивший институт "Кодокан-дэюу-до" в Японии (Токио)".

Начинать работу с демонстрации своего искусства стало для Василия Сергеевича уже обычным делом. На этот раз он вышел на сцену зала Центрального Дома Красной Армии. Потребовалось совсем немного времени, чтобы зрители убедились: выступает отличный мастер и блестящий демонстратор. На него нападали одновременно по нескольку вооруженных "противников", рубили шашкой, кололи штыком, били палкой, бросались с кинжалом, стреляли в упор с пистолета. И только отлетали в сторону выбитые из рук ножи, винтовка или пистолет мгновенно оказывались в руках у Ощепкова, не успев даже выстрелить, а "противники" летели на землю, описав в воздухе ногами широкую дугу. Такой эффектный метод демонстрации приемов покорял сердца молодежи, каждому мечталось стать таким же сильным, ловким и непобедимым. Неудивительно, что в ЦДКА немедленно были созданы две группы из военнослужащих и работников Дома Армии.

Опыт многих боев первой мировой войны, "траншейной войны", как ее иногда называли, наглядно показал важность хорошего владения приемами рукопашного боя как с оружием, так и без оружия, особенно в окопных условиях. В армиях капиталистических стран теперь значительно больше внимания уделялось обучению личного состава всем видам рукопашной схватки. Разумеется, советское командование не могло не учитывать всех этих обстоятельств. Еще в конце 1929 года были открыты курсы для начальствующего состава московского гарнизона с целью подготовить и организовать обучение рукопашному бою по новому, готовящемуся к выпуску "Руководству". В программу вошли приемы самозащиты, обезоруживания, а руководителем курсов стал Василий Сергеевич. Конечно же, он не мог не принимать участия и в разработке самого "Руководства". А когда вскоре оно вышло в свет, на его страницах можно было увидеть в иллюстрации, и описание безотказных ощепковских приемов. Тогда же, в самом начале тридцатых годов, для улучшения использования физической культуры в интересах обороны СССР был учрежден наш знаменитый физкультурный комплекс под названием "Готов к труду и обороне". В качестве одной из норм ГТО второй ступени были введены приемы самозащиты и обезоруживания не только для мужчин, но даже для женщин. Разрабатывать эту норму довелось не кому иному, как Ощепкову.

Педагогическая деятельность Василия Сергеевича была поистине неутомимой. Кроме Дома Красной Армии, он несколько лет преподавал в Центральной высшей школе Рабоче-Крестьянской милиции, на различных военных и гражданских курсах, в школе ВЦСПС имени Н.Л. Шверника, во Дворце физкультуры завода N 1 "Авиахим", вел селекционную работу сам и приобщал к ней наиболее способных своих учеников. И, наконец, преподавал дзюдо в Московском центральном институте физической культуры. В центре внимания Ощепкова лежали задачи широкого распространения навыков рукопашного боя.

Развитие Ощепковской системы происходило самостоятельно, без каких-либо контактов с зарубежными школами дзюдо и, что оказалось особенно важно, с канонической японской. Ощепков не имел высшего спортивного образования, такого, какое получили его ученики, но подход Василия Сергеевича к своей работе был поистине научным. На протяжении многих лет своей работы Василий Сергеевич не замыкался в узких рамках дзюдо. Широкий диапазон его профессиональных познаний охватывал еще и последние достижения европейской и американской науки физического воспитания. Это давало возможность восполнять существенные пробелы японской системы. Так, в качестве упражнений общеразвивающего характера он широко использовал так называемые вольные упражнения из популярных систем Мюллера, Бука, Сюрена, из шведской системы. Был также введен строгий контроль за состоянием здоровья занимающихся, существенные изменения вносились также в правила борьбы. Было упорядочено судейство, введено обязательное рукопожатие до и после схватки. Борцы разделялись на весовые категории, которые в зарубежном дзюдо отсутствовали даже до сравнительно недавнего времени. Вводилась русская терминология. Думается, однако, что наиболее важное значение для формирования нового вида единоборства имело создание технического, а в связи с ним и тактического его арсенала. Сам Ощепков немало раздумывал над этим вопросом, отдавая ему едва ли не решающую роль. Ощепков без всяких колебаний отбрасывал "антикварные ценности" и решительно обновлял технику борьбы. Во-первых, он ввел болевые приемы на ноги, которые в спортивном дзюдо не применялись. Кроме того, использовал опыт, большой практики своих многочисленных учеников. Все это, несомненно, давало свои результаты, но решающим все-таки стало другое. Ощепков проанализировал все существовавшие тогда международные спортивные единоборства, китайское ушу и целый ряд национальных видов борьбы с точки зрения пригодности их техники в боевой схватке. В орбите его внимания оказались не только удары ушу, английского и французского бокса, но еще приемы "финско-французской", а также целого ряда видов борьбы, которые Василий Сергеевич именовал "вольной": вольно-американской, швейцарской, кавказской и персидской. Он специально отметил, что некоторые приемы, и в особенности броски, всех видов "вольной" борьбы могут с успехом применяться и в целях самозащиты. Стремясь возможно шире внедрять навыки рукопашного боя, Ощепков ведет работу в самых различных военных и гражданских организациях, но настоящим звездным часом в его деятельности становится преподавание в московском институте физкультуры. Существенно продвинуть вперед дело распространения в стране новой борьбы и самозащиты можно было только при условии подготовки достаточного количества тренеров. И Василий Сергеевич передавал свои знания молодежи с высшим физкультурным образованием. Теперь Ощепков уже был не один, в работу успешно включалось новое поколение его воспитанников. Они преподавали не только в целом ряде столичных кружков, но и в Ленинграде, Харькове и других городах. Постепенно защиту и основанную на ней спортивную борьбу начинают изучать во всех четырех институтах и двадцати четырех техникумах физкультуры страны. Ощепков постоянно заботился о проведении состязаний для своих учеников. А первые открытые соревнования своих воспитанников Василий Сергеевич организовал в институте физкультуры еще в 1932 году. Вместе со своими воспитанниками Ощепков снялся в фильме, который не только демонстрировал технику исполнения приемов, но и пропагандировал навыки самозащиты. В 1937 году была создана Всесоюзная секция, как тогда именовались спортивные федерации, борьбы дзюдо. Ее председателем, разумеется, стал Василий Сергеевич. По существу это уже был новый самостоятельный вид борьбы, который развивался по собственным законам и совершенно независимо от японской системы. Однако новое "имя" - борьба вольного стиля - было присвоено ощепковскому детищу уже после его трагической гибели.

В 1937 году по всей стране гуляла круговерть ночных арестов. В первую очередь подозревались те, кто побывал за границей. А Ощепков имел несчастье принадлежать именно к этой категории. В ночь на первое октября он был арестован и всего десять дней спустя скончался в камере Бутырской тюрьмы. Этот замечательный человек и выдающийся специалист ушел из жизни всего сорока четырех лет от роду, в самом расцвете творческих возможностей, так и не успев осуществить до конца многие из своих смелых замыслов. Печатное наследие этого мастера борьбы и самозащиты, заложившего фундамент нашего самбо, очень и очень невелико. Несколько статей, фототаблицы боевых приемов милиции, учебные материалы для института, программы и правила соревнований. Незадолго до смерти он начал работать над капитальным руководством, выпуск которого планировался в 1938 году, и можно только горько пожалеть, что сделать это Василию Сергеевичу так и не удалось. Хотя Ощепкова не было в живых, дело трудами его учеников жило и ширилось. Всего два месяца не дожил он до командного матча Москва - Ленинград, открывшего целую череду крупных и интереснейших состязаний, вплоть до первых чемпионатов Советского Союза. Вместе со спортивным шло развитие и боевого раздела. Годы войны убедительно доказали, что Василию Сергеевичу, несмотря на преждевременную смерть, удалось успешно выполнить свою задачу и заложить основы боевой системы, превосходящей японскую.